Ледовый Апокалипсис - Страница 89

Сама мысль об этом оказала на Рэнди усыпляющее воздействие. Снежные хлопья, падающие на ресницы, казалось, заставляли ее веки опускаться, и даже здесь, на склоне обледеневшего холма, ее голова стала безвольно клониться к груди.

А потом из-за гула ветра над горным кряжем до слуха Рэнди донеслось что-то еще. Она встрепенулась. Поначалу это даже не было звуком – так, какая-то странная низкая вибрация, возникшая в воздухе. Затем она стала усиливаться, пока не переросла в раскатистое гудение, заполнившее собой все пространство между землей и толщей облаков.

Рэнди вскочила на ноги. Ей казалось, что весь остров ходит ходуном. Как скорпион, инстинктивно поднимающий хвост при появлении опасности, она сняла с плеч и взяла на изготовку свой «МР-5».

Из морской дымки медленно возникли очертания чего-то огромного. Над массивным, «зализанным» фюзеляжем с остекленной кабиной, не уступающим по размерам небольшому авиалайнеру, виднелись два гигантских газотурбинных двигателя Туманского, восемь лопастей несущего винта, по пятьдесят футов каждая, рассекали воздух с ритмичным звуком, который отдавался в груди Рэнди, колотясь между ее ребрами.

Вертолет на малой высоте летел с юга, и потоки воздуха от вращающихся лопастей вздымали целые торнадо из еще не успевшего обледенеть снега. Когда чудовище пролетело в какой-то сотне футов над головой Рэнди, она невольно пригнулась и закрыла лицо от взвившихся вокруг нее снежных смерчей.

– Боже всемогущий! – прошептала она. – Это же «Хало»!

Тяжелый военно-транспортный вертолет «Ми-26», называвшийся по классификации НАТО «Хало», был создан в 80-х годах, когда Советский Союз руководствовался принципом «чем больше, тем лучше». Это был самый большой и мощный вертолет, когда-либо созданный в мире. После крушения СССР вертолет стал использоваться в коммерческих целях и в настоящее время применялся во многих странах для перевозки больших грузов по воздуху.

На выкрашенной в красный цвет хвостовой балке этого гиганта виднелись канадские регистрационные номера, а расположенная позади фюзеляжа кабина оператора указывала на то, что это как раз один из тех самых «летающих подъемных кранов».

Покровители Кроподкина прилетели за ним и за грузом сибирской язвы, причем прилетели со значительными боевыми силами.

Когда огромная винтокрылая машина начала опускаться на снег позади лагеря, Рэнди наконец вышла из ступора. В ее распоряжении оставалось две возможности: удариться в бега и скрыться от незваных гостей или же рискнуть и воспользоваться восстановленной радиосвязью. Она выбрала последнее. Таково было полученное ею задание: собирать информацию и передавать ее кому следует.

Как в кошмарном сне, она бежала по направлению к лабораторному домику, поскальзываясь на каждом повороте, словно на влажном кафельном полу. На бегу она обдумывала текст своего сообщения, понимая, что должна уместить максимум информации в минимум слов. Она будет передавать его до тех пор, пока не получит подтверждение, что оно принято, а затем, если у нее еще останется время, попытается убежать, захватив с собой Троубриджа. Надо не забыть взять из домика аварийно-спасательный комплект и портативную радиостанцию «СИНКГАРИС», а напоследок – всадить пулю в лоб Кроподкину, хотя бы для собственного удовлетворения.

Если же времени не хватит, она встанет спиной к стене и пристрелит столько этих гадов, сколько сумеет. Мир она этим не спасет, но, возможно, сумеет помочь хотя бы Джону с Валентиной.

Огибая домик, Рэнди упала, тут же вскочила на ноги и, задыхаясь от бега, ворвалась в избушку, готовая выкрикнуть заранее обдуманные команды. Однако ее рефлексы сработали раньше, чем сознание: слова застряли в ее горле, а ствол автомата взметнулся на уровень плеча. Она не сразу осознала, во что или в кого целится.

Стефан Кроподкин съежился в дальнем углу лаборатории, держа перед собой доктора Троубриджа и прижимая к горлу ученого скальпель. Троубридж пошатывался, едва способный стоять, по его лицу струилась кровь – из сломанного носа и из порезов, нанесенных разбитыми стеклами очков.

Никто не произнес ни слова. В этом не было необходимости, поскольку сцена сама по себе была предельно красноречивой. На полу лежали разрезанные нейлоновые наручники. Кроподкин перехитрил ученого, сыграв на его наивности и желании помочь бывшему ученику.

Рэнди проклинала себя. Дура, дура, дура! Она не имела права оставлять этих двоих наедине! Но теперь уже исправить что-либо невозможно. Сейчас оставалось только одно: воспользоваться рацией – пусть даже ценой жизни обоих мужчин.

– Не шевелись! – заорал Кроподкин. – Положи пушку, иначе я убью его!

Снаружи послышались крики, заглушаемые угасающим гулом турбин «Хало». Приказать Кроподкину отпустить профессора? Бесполезно. Все козыри были у него, и он это знал.

– Простите, доктор, – проговорила Рэнди и еще крепче вдавила приклад автомата в плечо. Ее палец напрягся на спусковом крючке.

Троубридж понял смысл этих приготовлений, и с его губ сорвался слабый протестующий стон. Кроподкин также заметил движения Рэнди и еще сильнее сжался, прикрываясь своим живым щитом.

Затем взгляд Рэнди переместился вправо и упал на открытую дверь радиорубки. Кроподкин и здесь не терял времени. Панель радиостанции была вдребезги разбита.

Рэнди медленно опустила ствол автомата к полу. Бездонная горечь поражения захлестнула ее. Теперь от нее уже ничего не зависело, и обагрять руки кровью Троубриджа больше не имело смысла. За окнами избушки бегом перемещались мужские фигуры. Лагерь заполнялся вооруженными людьми. Раньше, чем они успели войти в домик лаборатории, Рэнди положила «МР-5» на стол.